Песня «Чеченский народ» в исполнении Вахида Аюбова. Я бы назвал ее по-другому: «Чеченское сказание» («Нохчий оалам»). Это сказание — самое короткое из всех сказаний, об изгнании чеченского народа…
Слова его, как разрывные пули, раздирающие сердце в клочья. Вижу их, замкнув глаза:
Аллах1у акбар!
(Господь велик!)
Буьpса, дарц ду йуьхьт1е хьоькхуш, б1аьргаш д1ацаделлало.
Нохчий къам ду махках докхуш, да г1о доцуш летта тхо.
Мехка детта-чиркх бу богуш, багарх серло цо цало.
Боданехь къиза йо1 ю йоьлхуш, йелла нана лоьху цо.
Вьюга злобно очи застит –
В изгнание Чечню Каратель гонит.
Свеча горит — могилы тьма в душе…
Надрывно дочь рыдает, мать умершую ища…
Ритмы музыки — автоматные очереди, расстреливающие мои нервы. Слышу их всем естеством:
Шийла мох бу ага техкош, бере хьуде боху цо.
Декъаз къам ду дакъаз доккхуш, да г1о доцуш доьгу тхо.
Мехка детта-чиркх бу богуш, багарх йовхо цо цало.
Боданехь къиза кегий бер доьлхуш, нене мал хи доьху цо.
Ветер-стужа колыбель трясет…
Что он хочет от дитя?!..
Весь народ на дыбу вздернут.
Что ж, Каратель, мучаешь дитя?!..
Звуки голоса, как разрывы гранат, разламывающие барабанные перепонки. Внимаю им душой:
Бакхий нах бу Деле доьхуш: «Аллах1, тхуна хьай г1о ло!»
Салтий лета топ т1ехьежош: «Аллах1, хьа къинхетам ло!»
Мехка детта-чиркх бу богуш, багарх тхунам и цаго.
Боданехь къиза кегий бер доьлхуш, вийна дада лоьху цо.
Старцы к Господу взывают: «Боже, нам Ты помоги!»
Под карателей прицелом: «Милость к нам Ты прояви!..»
Свечки пламя рдеет, но во мгле душа:
Горько плачет сын, отца убитого ища…
(Перевод – Н.Л.)
Слышу… вижу… осязаю… воспринимаю сказание об изгнании чеченского народа беспрестанно, раз за разом. Снова и снова преднамеренно терзаю свое сердце, и, уходя из реальности, окунаюсь всей душой в боль чеченского народа. Я — с девушкой – чеченкой, в рыданиях зовущей умершую мать… Я — с чеченком – мальчиком, ищущим убитого отца… Чем больше я погружаюсь в бездну их страданий, тем больше начинаю видеть и слышать, осязать и чувствовать боль ингушской матери…
Тот же застуженный февраль 1944г. Та же, леденящая души, Депортация. В ее жерновах не выдуманный, а реально живший на земле, девятилетний мальчик Джабраил Мамилов. На одном из полустанков он побежал за водой. Поезд тронулся. Мальчик успел уцепиться за поручни своего, наглухо запертого карателями, вагона, и пробыл в таком положении несколько часов до следующей остановки поезда горя и смерти. Ледяной ветер, пурга и мальчик, висящий на поручнях вагона…
Мать, Айшет, все это время разговаривала с ним. Нет, не разговаривала! Она кричала, прорываясь через вой пурги, не давая своему мальчику провалится в сладость забытья. В душе Айшет выла стужа ужаснее той, которая снаружи убивала ее сына. Между ними расстояние было, наверное, не больше полутора метров – непреодолимая для тела пропасть длиною в два шага… Лишь любовь матери тоненькой ниточкой связывала края этой пропасти, в которую вьюга стремилась унести ее сына. Только на следующем полустанке полумертвого Джабраила сняли с подножки и втащили в вагон. При этом пришлось, поливая водой, отдирать его примерзшие к поручням руки…
Господь вскоре забрал к Себе Джабраила, а следом и его младших братика и двух сестричек. Его мать Айшет прожила еще очень долгую жизнь, а в ее ушах, не замолкая, звучал голос ее мальчика, рвущийся к ней через завыванье казахстанской пурги… Спустя много десятилетий, совсем недавно ушел из жизни его старший брат Хасан, а другие старшие и младшие братья и сестры Джабраила — Султан и Дибхан, Аби и Закре, живы до сей поры.
Меня еще просто не было тогда на этой земле, и потому никогда не видел, не слышал мальчика Джабраила, но когда он входит в душу – она воет волком…
Вот так мы – вайнахи, и живем с болью, десятилетиями разрывающей нам сердца. Только выпустив эту боль на волю в виде строк и песен, рассказов и картин душе наступает облегченье и отдохновенье. И я немного облегчил свою боль, рассказав о ней в этих строчках.
Но меня гложет мысль: что же делать режиссеру Мустафе Бекову?!.. Ведь он не может так просто — в трех строчках выразить боль народа, скопившуюся в его душе. Мустафа преобразовал ее в образы и картины — символы зла и добра в своем сценарии о депортации. По нему давно уж должен был бы снят фильм «Враги». Но Боль народа лежит на полке безденежья и в душе Художника, терзая ее непрестанно…
Доколе?!..
